Золото, золото… Оно близко. После «Бухена» еще один переход, привал. И последний рывок к «Адской Щели» и Хранилищу.

В этот раз все будет по-другому. Они не будут бегать по цыганам и бандитам, рискуя жизнью и свободой.

Трепетов поможет им с обналичкой и «отмывом». Он обещал. Для него это пара пустяков. Уже сегодня вечером золотые слитки превратятся в живые деньги. Завтра в это же время они втроем будут сидеть в приватной кабине «Дворянского гнезда» или в «Грине», обсуждать, куда вложить первые сотни тысяч долларов. Недвижимость, бизнес… или, блин, пацаны, а может, опять перевести их в золото – только банковское, легальное? А что – прикольно ведь, да?

А можно и не вкладывать никуда. Красиво и весело прогулять. Съездить куда-нибудь. Багамы. Карибы. Спустить все за неделю-другую. Потому что потом будет еще, еще и еще. И эти золотые брызги, осыпающиеся на грязный бетон, превратятся в сияющий, ослепительный поток – только успевай подставлять руки!

…В какой-то момент им показалось, что именно это и произошло. Что-то ослепительное хлынуло из «Бухенвальда» наружу. Как будто пламя горелки прошило крышку люка насквозь и оттуда навстречу протянулось такое же пламя, только не бело-голубое, а золотое и – больше, гораздо больше.

Палец вдруг взревел диким голосом, от которого вздрогнули бетонные стены.

Или это был уже не он.

Это грохот взрыва. И вокруг – пылающий ад.

Стальная крышка в тонну весом легко взлетела вверх, расшвыряв людей в стороны, смяла бетон, отскочила, просвистела по тоннелю…

И все закончилось. Накрылось.

Середов чувствовал, как что-то невидимое продолжает рвать его на части и выкручивать, словно мокрую тряпку.

Он со стоном открыл глаза. Ничего не увидел. Тоннель был затянут дымом и мраком. Нет, впереди, рядом с шахтой, что-то еще горело. И пахло горелой плотью.

Он попытался пошевелиться. Немного приподнял левую руку. Но лучше бы не поднимал. То, что рвало и крутило его тело, оказывается, было болью. Непереносимой болью.

Когда он снова открыл глаза, огонь впереди почти погас. Несколько горящих точек. Да, Палец сказал, что здесь даже бензин плохо горит… Сколько времени прошло?

– Эй! – прохрипел он в темноте. – Кто-то живой есть? Пацаны?

Левой рукой Середов осторожно ощупал себя. Липкое. Кровь. Странно, сейчас уже ничего не болело. Но то, что было под его рукой, не могло быть телом, его телом. Это было что-то чужое, мягко и безжизненно подающееся под пальцами. Как месиво из гнилых яблок. Как мешок с костями.

Середов понял, что умирает.

– Палец? Зарембо?

Он потянулся к левому боку, где была рация. Рация на месте. Он включил тумблер приемо-передатчика. Из динамика послышался прерывистый, запинающийся шорох. Помехи, тишина, опять помехи.

Наверное, не работает. Антенна накрылась. Или что-то другое.

– Что там у вас? Дошли куда-нибудь? – раздался вдруг резкий голос из динамика.

Это «земля». Середов хотел ответить, но не смог. Горло сжал спазм.

– Почему молчите?

– Все… погибли… – еле выдавил Середов.

Последние силы уходили. Он плакал.

– Чего-о? Говорите громче!

– Метан в шахте… скопился под крышкой… Всем писец…

– Где вы?! – заорали в трубке. – Что случилось? Кто это говорит? Назовите ваши координаты!

«Второй горизонт. Почти третий. Участок семь-семь-один», – то ли прошептал, то ли подумал Середов. Какая разница. Их все равно никто не найдет, не поможет, даже если всю МЧС поднять на ноги.

Середов отключил связь и стал ждать, когда погаснут последние огни возле шахты.

Лернер Грант

– Боюсь, у меня плохие новости для вас, Грант… – Паркинсон, как обычно, начал издалека.

– Неужели мы перестали проводить «острые операции» за рубежом? – усмехнулся Лернер.

Паркинсон вопросительно приподнял брови:

– Насколько мне известно, нет, – серьезно ответил он.

– Значит, я не потерял источник дохода! – Лернер свободно развалился в кресле и закинул ногу на ногу. – Все остальное для меня не может быть неприятностью, равно как и новостью.

Руководитель русского отдела ЦРУ Мел Паркинсон – человек осторожный, основательный. Даже слишком осторожный и утомительно основательный, как считают некоторые в Управлении. Грант Лернер – его полная противоположность: автор дерзких и виртуозных операций на «холоде», мастер тактических импровизаций… И тонкий ценитель классической музыки. Он не любил долгих прелюдий.

– Так что там у вас, Мел? Выкладывайте, – сказал он нетерпеливо.

Паркинсон прокашлялся. На столе перед ним лежала папка с шифрограммами. Он открыл ее и просмотрел несколько верхних листков, как будто хотел еще раз удостовериться в том, что все делает правильно.

– В последнее время мы получаем сигналы о том, что русские проводят тотальные проверки на объектах спецсвязи…

Лернер кивнул.

– Так вот, агенты на местах эти сигналы подтвердили, – неторопливо продолжил Паркинсон. – Москва, Санкт-Петербург, областные и промышленные центры, транспортные узлы… Короче, везде, где работает наша агентура, ФСБ резко активизировало деятельность. Проводятся некие контрольные мероприятия, сосредоточенные вокруг секретной правительственной связи. Я бы сказал, вычесывают частым гребнем. С чем это связано, пока неясно. Очевидно, они обнаружили утечку информации. Для нас могут быть нежелательные последствия, Грант. И нам надо что-то делать… – Паркинсон сделал короткую паузу, видимо, последний раз все взвесив и продумав. – В общем, вам придется ехать в Москву, Грант.

– Это моя работа, – сказал Лернер, возможно, немного грубовато. – Не вижу здесь для себя ничего неприятного. Какие нежелательные последствия имеются в виду?

– В Москве, под Кремлем, работает «патефон Кольбана», сканирует спецлинию номер один. Кстати, вы имели опосредованное отношение к его установке…

– Вот как? Это связано с операцией «Рок-н-ролл»? Две тысячи второй год…

– У вас блестящий аналитический ум, – Паркинсон уважительно наклонил голову. – И хорошая память.

– Просто я единственный раз был в Кремле. И помню все свои операции. Тем более что это единственная, которая провалилась, хотя я качественно выполнил свою работу…

– Вас никто не упрекает, Грант.

– И что теперь от меня требуется?

– Надо снять прибор. Или сделать так, чтобы он остался на месте необнаруженным. Крайне необходимо, чтобы русские не узнали, что мы их столько лет прослушивали. В противном случае вся информация будет нейтрализована, они поменяют сетку мероприятий, что-то перенесут, что-то аннулируют, а то и вовсе начнут контригру… В любом случае для нас это будет означать большие хлопоты, – сухо объяснил Паркинсон.

– Но это не мой профиль, – Лернер Грант поменял ноги местами, задумчиво потеребил кончик носа. – Я не привык ползать под землей в резиновых сапогах и противогазе. Я специалист по эксфильтрациям [4] , если вы успели забыть.

– От вас не требуется бродить по колено в канализационных стоках. Вам надо сделать только то, что вы уже один раз делали. Запустить человека в кремлевское подземелье…

– У вас есть такой человек?

– Мы начнем его готовить. Но предпочтительней, если вы найдете его в Москве.

– Место установки сканера известно? Схема, план… что-нибудь в этом роде?

Паркинсон помрачнел.

– Нет. Такой необходимости десять лет назад никто не видел. К тому же наш офицер, который производил установку, вскоре погиб.

– Это плохо, Мел, – проникновенно сказал Лернер. – Как же его искать?

– Спутник даст точные географические координаты точки сканирования, их можно вбить в обычный навигатор, и он приведет вас…

– В Кремль, – закончил Лернер. – Но там, даже на поверхности, пройдешь не в любое место. А в подземных лабиринтах…

– Это ваша работа, Грант, – деликатно напомнил Паркинсон. – И она хорошо оплачивается.

– Что ж, верно. Надеюсь, эта операция будет профинансирована с учетом всех сложностей.