Вот и все.

– Ну, вот что, молодые люди. Это мое последнее китайское предупреждение. Можете больше на меня не рассчитывать. Хоть помирайте тут с голоду. Хоть ешьте друг друга. В конце концов, мне пятьдесят пять. Двое здоровых лбов не могут приготовить себе обед, а я, пожилая женщина…

– Да ладно тебе, маман! – проговорила Пуля с полным ртом.

– …Я должна лететь через весь город с сумками! В конце концов, – Лидия Станиславовна посмотрела на Лешего, – у вас есть машина, могли бы по такому случаю хоть личный транспорт организовать.

– Я вас сюда не звал, – сказал Леший.

Лидия Станиславовна сделала паузу, прищурила глаза и достала из сумки любимый коричневый мундштук.

– Очень органично. Брависсимо, – сказала она.

– Не за что.

– Вообще-то Полина сказала мне по телефону, что вы тут корчитесь в последних судорогах от голода.

– Наврала. Ей просто лень было стоять у плиты.

Она взяла из пачки сигарету, оторвала фильтр, положила его на блюдечко. Сигарету заправила в мундштук. Закурила, не дожидаясь, когда Леший поднесет ей зажигалку. Пуля все это время увлеченно лопала пельмени, словно разговор ее не касался.

– Мне кажется, вы оба просто маетесь дурью, – сказала Лидия Станиславовна. – Подчеркиваю: оба. Без работы, без определенных занятий, без жизненных перспектив. Причем вы, Алексей, вдвое старше Поли. Вас это не напрягает?

– Что именно? Что старше или что без перспектив?

Леший не притронулся ни к пельменям, ни к винегрету. Пиво у него, к счастью, было свое. Он взял из холодильника банку, сделал хороший глоток. Лидии Станиславовне предлагать не стал. Хамство, конечно. Рядом с ней он очень органично чувствовал себя в роли хама.

– Не понимаю, – сказала она, оставив его вопрос без внимания. – Я до сих пор не могу взять в толк, на какие средства вы живете. То вы покупаете машину, одеваетесь в дорогих бутиках, обедаете в ресторанах… Квартиру эту сняли на проспекте Мира, хотя можно было в три раза дешевле в каких-нибудь Мневниках.

Она с внимательным ленинским прищуром смотрела на Лешего.

– А потом у вас наступает полный, простите, голяк. Или я ошибаюсь? Может, вам и в самом деле просто лень, скажем, дойти до… Ну, до банкомата, что ли? Или до вашей сказочной пещеры, где свалены в кучу сокровища? Странно как-то. Загадочно даже. Вы не могли бы мне прояснить этот момент, Алексей? Чисто как будущей теще?

В последнее время Леший начал сомневаться, что это будущее вообще когда-нибудь наступит. Но вслух говорить об этом не стал.

– По-разному бывает, – буркнул он. – Зависит от обстоятельств. Вообще-то это наше сугубо личное дело.

– Вот как, – сказала она.

Посмотрела на Пулю. Та рассеянно клевала винегрет и только пожала плечами.

– Очень странно, – повторила «будущая теща». – Но ведь я правильно поняла: вы нигде не работаете, Алексей, ведь так?

– И не собираюсь, – заверил ее Леший.

Она вздохнула.

– Что ж, прекрасный пример для моей дочери. Вы в курсе, что она бросила институт?

– Ну, хватит, маман! – встряла Пуля. – К тому же не бросила, а ушла в академ!

– Я в курсе, – сказал Леший. – Ей, бедной, просто некогда учиться. Она участвует в международном конкурсе на самый эффектный бюстгальтер, а еще на самого крутого любовника, ну и в тысяче других конкурсов.

– Любовник – это вы? – поинтересовалась Лидия Станиславовна.

– Надеюсь.

– Как-то засиделись вы в этой должности, Алексей. Пора бы уж переходить на более продвинутый уровень, вам не кажется? Может, тогда вы могли бы строить отношения на более прочной основе… Там, глядишь, и обед был бы на столе, и бардака в квартире поменьше. И, собственно…

Она окинула кухню долгим печальным взглядом, словно корень зла находился где-то здесь, в районе вытяжки или за одним из шкафчиков.

– …Собственно, и о своей квартире пора подумать.

Леший чуть не поперхнулся пивом.

– То есть?

– А что? Не век же вам по чужим углам мыкаться!.. Уж дойдите как-нибудь до вашей сказочной пещеры, наберите сокровищ побольше да купите квартиру!..

– Ну, что ты несешь, маман! – перебила ее Пуля. – Еще чего не хватало! Никаких квартир! Я не хочу жить в квартире! У нас будет свой дом на Новорижском шоссе! Три уровня! В стиле Корбюзье! Я сама его спроектирую! И сад! И пруд!

Это было что-то новое. Леший и Лидия Станиславовна переглянулись. На какое-то мгновение в глазах ее мелькнуло сомнение или даже испуг. А может, Лешему только показалось. Потому что тут же «будущая теща» невозмутимо заявила:

– Хорошо. Пусть будет дом на Новорижском! Как по мне, так у Корбюзье слишком много бетона и мало фантазии… Но – так и быть – я согласна! – Она посмотрела на вытянувшееся лицо Лешего и рассмеялась. – Нет, молодой человек, а что вы хотели? Помните, я ведь вам говорила: для моей дочери золото бывает только одной пробы – высшей! Девятьсот девяносто девять и девять десятых процента! Уж такие мы с ней люди! Так что крепитесь, молодой человек!

Странно, Лидия Станиславовна никогда не производила впечатление человека глупого и легкомысленного. Все что угодно, только не это. Но сейчас она несла полную дичь. Леший едва сдержался, чтобы не запустить в нее банкой из-под пива или учинить еще чего-нибудь похуже.

– И что? – мрачно усмехнулся он. – Вы думаете, достаточно просто обладать этим золотом, и всё? А что с ним потом делать, вы хоть представляете? Куда его, блин, девать? – И в конце концов все-таки заорал: – Вы вообще когда-нибудь имели с ним дело?! С золотом-то?! А?!

Лидия Станиславовна прикусила губу и выразительно посмотрела на дочь: ого, а твой-то совсем свихнулся!

Линия криминала

На Тверской Заставе метут тротуар широкими цветастыми юбками три цыганки – Зора, Лала и Рада. Лала беременна, из-под облегающей курточки с надписью «Adidas» выпирает большой живот. Двигаются цыганки плавно, расслабленно, кто-то семечки грызет, кто-то курит, смотрят внимательно, все примечают.

– Все, все про тебя знаю, послушай, что скажу…

– Вэй, ждет дорога дальняя, вижу-вижу, не проходи мимо…

– Золото-серебро-камни покупаем, честную цену даем…

– Человек ты хороший, добрый, а счастья нет! Подойди на одну минуту, не бойся, говорю же!.. Э-э, вэй!

Рядом Белорусский вокзал, рядом метро, рядом Тверская-Ямская. Много прохожих, человеческие потоки закручиваются в огромный водоворот. Все спешат по своим делам, бегут, время поджимает, встреча срывается, поезд уйдет, сбежит любимый, закроется магазин, ждать никто не станет. Вэй! Так вся жизнь пробегает…

И только цыганки никуда не спешат. Прошли до Грузинского Вала, повернули – пошли обратно юбками мести.

– Лачо дывес, Сережа! Бахт лачи! Доброго дня и доброй удачи!

Светлокудрый полицейский сержант Сережа сдержанно кивает и идет дальше по своим делам. Патрульный немного понимает по-цыгански, научился. Чуть дальше через дорогу стоит сержант Алеша, молодой и красивый, в синей новенькой форме. Он тоже понимает и тоже в деле. Здесь царит нехитрая система взаимных интересов и ответственности: свои работают, чужих прокатываем со свистом.

Вот подбежала к Зоре помятая-пожеваная деваха на свалившихся каблуках, прошептала скороговоркой:

– Сивый в голяк просрался… В долг просит! Горит!

– К Манушу ходи, глупая! Как он скажет, так и будет! – надменно роняет Зора.

Мануш сидит в припаркованном неподалеку свежеумытом «Мерседесе» с тонированными стеклами. Деваха на полусогнутых спешит туда, осторожно стучится в окошко. Зора подает знак – дверца сразу открывается, деваха исчезает внутри, а через минуту выскакивает обратно, радостная, окрыленная, осчастливленная. Зора оглядывается на сержанта Алешу, касается пальцем правой щеки: все чисто, свои. Алеша, похоже, это и так знает. Деваха убегает с дозой в кармане, никто не чинит ей препятствий.

Идут, метут. Сигареты пых-пых. Семечки щелк-щелк.