Съезд выбрал нового руководителя партии – им стал председатель высшего совета ПМЛ И.В. Муромов (рост 128 см). Также было принято решение об обязательной перерегистрации всех членов ПМЛ с учетом данных о росте и наличии гормональных нарушений. Согласно прогнозам экспертов, ряды партии (кстати, одной из самых многочисленных на территории РФ) в самом скором времени поредеют на 95–97 процентов…»

Бруно бродил по комнатам, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи. Кадка с фикусом. Он понятия не имел, откуда здесь этот фикус и кто его опрокинул. Книги. Чехов, Достоевский, Вересаев, Платонов… «Чевенгур» Платонова, помнится, Бруно очень понравился. Спиноза, Руссо, Маркс. Неужели он все это когда-то прочел? Да нет, вряд ли… Во всяком случае, он не помнил, что там написано…

Голова раскалывалась после вчерашнего.

Кряхтя, он наклонился, поднял томик с крупными черными буквами на обложке: «Ш. Монтескьё. Размышления о причинах величия и падения римлян». Едрена матрена! Он никак не мог вспомнить, что это такое и с чем его едят. Может, из-за того, что пьян, а может, из-за чего-то другого. Вот уже вторая неделя, как он проглотил последнюю таблетку. Да, точно, девять дней. Это ж как раз после того, как его поперли со съезда, а потом чуть не посадили в «обезьянник» за дебош.

Томик полетел обратно на пол. Бруно осмотрелся. Квартира была похожа на поле битвы. Даже труп имелся в наличии – в углу перед телевизионной тумбой, присыпанный осколками фарфоровой вазы (кстати, телевизора на тумбе не было). Он почему-то сразу подумал, что это Мухомор. Ну, просто некому больше быть. Кто еще может лежать мертвый в его квартире? Только Мухомор.

Бруно пнул труп ногой, перевернул на спину.

Это был Пушистик.

– Пуш, ты живой? – Бруно потряс его за плечо.

Пушистик сперва приподнялся, потом открыл глаза. Глаза были красные.

– Болит голова, – сказал он.

– А нечего мешать водку с сиропом. Ты хоть что-нибудь помнишь?

– Да. Мы праздновали это, как его… Упразднение Партии маленьких людей.

– А где все?

– А никого больше и не было. Партия закрыта, Минюст отменил регистрацию. Соратников больше не осталось, Бруно. Кто-то ушел к Мухомору в его Партию полноценных людей ограниченного роста, кто-то просто соскочил. Мы вдвоем праздновали.

– А Инга с Эльзой?

– Облагораживают офис у Мухомора. Обои там, занавески, все прочее.

– Вот куклы хреновы.

– Они сказали, ты жрешь слишком много мяса.

– Ага. И трахаю толстух под два метра.

– Ты их сам послал к Мухомору, – сказал Пушистик. – Куда-то в том направлении.

– Не помню. А Краюха где? Поляк?

– Свалили куда-то с двумя дагестанцами. Еще позавчера. Кстати, все партийные деньги тоже куда-то исчезли. А счета нам прислали охрененные…

Бруно с остервенением почесал лоб.

– А как давно я бухаю? – спросил он.

– Неделя уже.

– Ничего не помню, – Бруно схватил Пушистика за шиворот, поднял на ноги и потащил в кухню.

На кухне отсутствовали плита и мойка. Смесителя тоже не было. Холодильник лежал на боку. Оторванная с мясом дверца стояла у стены. Бруно обследовал шкафчики, но, кроме одинокой пачки макарон, ничего там не обнаружил. Похлопал себя по карманам. Сел на пол. Рядом рухнул Пушистик.

– Похоже, я вернулся к тому, с чего начал, – сказал Бруно. – Денег ни шиша, водки ни грамма.

– Я спрятал бутылку «Смирнова» в спальне под матрасом, – сказал Пушистик. – Принести?

– Погоди. Погоди. – Бруно потрогал себя за голову. – Это все правда, что я был председателем партии, читал Толстого, этого, как его, Монтес… как-то так, короче? Что я везде ездил, выступал, толкал речуги? Или мне все это по пьяни приснилось?

Он повернулся к Пушистику, заглянул ему в глаза, взял за ворот и потряс. Голова Пушистика дернулась взад-вперед, клацнули зубы. Он был похож на грустного Пьеро с красными кроличьими глазами.

– Я все-таки схожу за водкой, – сказал Пушистик, поднимаясь.

Он вышел. Бруно что-то увидел в углу рядом с холодильником. Подполз ближе. Это был его мобильник – тот самый старый «Сименс» с фонариком, которым он когда-то хвастался перед Сулимовым и Романычем.

Бруно нашел в абонентском списке номер Трепетова. Нажал вызов. После пятнадцатого по счету гудка вызов сбросился, на экране появилась надпись: «Абонент не отвечает. Повторить?»

В прихожей хлопнула дверь. Бруно отложил телефон в сторону.

– Пуш, глянь, кто там!

Никто не ответил. Бруно встал на ноги, вышел из кухни. В прихожей никого не было.

– Пуш!

В спальне тоже пусто. Бруно обошел всю квартиру. Пушистик ушел. Водку, если она и вправду была, он прихватил с собой.

Глава 8

Человек ищет, где лучше

– Ну, подождите, я вам устрою вербовку!

«Киа» с разбитыми задними фонарями мчался по вечерней Шаболовке, то и дело выныривая из плотного потока машин на встречку, подрезая и сигналя.

Часы на приборной доске – 19–50. Газ в пол. Тормоз. Газ. Сигнал захлебывается. Дорогу дайте!

Съезд на Коровий Вал, съезд на Садовое… Влетел на полосу в сантиметре перед грузовиком. Сзади отчаянный визг тормозов.

19–59.

Времени нет.

Позвонить на такой скорости нельзя. Да и рисково: обнаруженный в ошейнике Брута «жучок» наверняка не единственный. Надо соблюдать режим молчания. Он уехал от родителей, не сказав больше ни слова.

– Юра, ты куда? – обеспокоенно спросила мать. Петр Данилович тронул ее за руку и покачал головой. Старый комитетчик все понял.

Газ – тормоз – газ… Скорей, скорей…

Раз отец ни при чем, получи, фашист, гранату! Даже если осколками и взрывной волной накроет и самого Евсеева… Контакт со шпионкой в автомобиле у «Якитории» потянет на увольнение, и экзотические версии про психотропные препараты рассматривать никто не станет… Ну и ладно, за это отвечу… Лишь бы успеть подготовить задержание…

Можно, конечно, остановиться, позвонить из таксофона, передать информацию дежурному. Но это чистая потеря времени: вместо подготовки операции начнутся доклады по инстанциям, согласования, уточнения, а в результате все равно решат дождаться самого Евсеева.

Нет. На Лубянку – и без остановок.

Москва-река… Котельническая набережная… Яуза… Устьинский мост…

20–10.

Над Москвой-рекой звезды светятся.
Хорошо б с тобой нынче встретиться…

Старая какая-то песня, а? Непонятно, откуда выплыла. «Хорошо б с тобой…» Ничего хорошего на самом деле нет, но встретиться придется. Ах, Светлана, Светлана, точеная фигурка, железные пальчики, бесстыдные манеры! Встреча с тобой требует хорошей подготовки. Поставить в известность Никонова, получить санкцию. Выставить наблюдателей на парковке. Подготовить понятых, группу захвата… Человек пять как минимум. Квалифицированного оператора с камерой, все-таки ночная съемка…

Я б тебе сказал слово нежное,
Шли бы площадью мы Манежною,
Вышли б к Пушкину мы по Горького,
Там бы встретились с ясной зорькою…

Осталось меньше двух часов. Мало. А они ждут. Следят за ним. Две черные машины от самой Шаболовки. Черных машин в Москве много, спору нет. И по встречке в столице летать любят. Но эти двое выскакивают из потока и ныряют обратно, как акулы, преследующие тюленью стаю – легко, резвясь и играя…

Что-то они слишком свободно себя чувствуют! Не в Вашингтоне все же дело происходит, а в Москве – столице суверенной России… Даже странно!

Направо Китайгородский проезд, ему туда. В соседнем ряду серебристый мини-вэн и старый «Рено» – оба с тонированными стеклами – подпирают, не дают перестроиться. Он ускоряется, и они тоже, друг за другом. Притормаживает – и они по тормозам. Рядом сигналят, водители высовываются из окон, размахивают руками. А в мини-вэне и «Рено» только смутные силуэты. Неужели это тоже они?!