Апофеозом тихого помешательства вокруг имени Бруно стал вышедший на канале «МосТВ» документальный цикл «Allegro – значит, живой и веселый!». Он был посвящен, ни много ни мало, разным героическим поступкам легендарного председателя ПМЛ! Первый сюжет, «Стометровка до неба», рассказывал о том, как главный герой спас от угрозы замерзания детский дом в одном из областных центров (в каком именно, скромно умалчивалось – якобы по просьбе самого Бруно). В пятнадцатиградусный мороз он с риском для жизни поднялся на трубу котельной, чтобы закрепить там оторвавшийся лист железа, который грозил упасть внутрь и вызвать аварию. Едва не погиб, между прочим. Показали какую-то трубу. Какую-то котельную. Нашли каких-то свидетелей, которые якобы подстраховывали Бруно внизу во время его героического подъема. Детишек спасенных тоже показали – они хором пропели в камеру: «Спа-си-бо, Бру-но!»…

Второй сюжет – «Потомок да Винчи». Бруно помогает своему знакомому, талантливому инженеру, испытывать модель ранцевого вертолета. Испытания едва не заканчиваются катастрофой. Бруно, подобно Юрию Гагарину, отводит гибель от случайно оказавшихся на полигоне людей… Но и сам остается жив, всем на радость.

Третий сюжет – самый сенсационный, по задумке своих создателей, назывался «Битва за Москву: в трех шагах от ада». Здесь Бруно спасал от смерти и разрушения целую столицу… Или, как минимум, Центральный административный округ. Извлечены из архивов секретные файлы о попытке Железного Амира совершить теракт в подземных коллекторах под Кремлем. Фото бандитов, мутная видеосъемка, на которой Амир призывает убивать неверных и взрывать их города. Красивая схема, где показан путь террористов, пытавшихся проникнуть в самое нутро российской столицы. Но на их пути неведомо как оказывается Бруно, который на этот раз повторяет подвиг Ивана Сусанина и заманивает Амира на страшную глубину, где того ждет гибель…

Сам Бруно, кстати, избегал комментировать эти сюжеты, изображая скромность или просто ссылаясь на то, что плохо помнит описываемые события. Похоже, он просто не знал, что говорить… Но за него это успешно делали другие. Находились все новые и новые свидетели его подвигов, они охотно давали интервью, вспоминали все новые и новые подробности. И все это читалось, смотрелось, слушалось, хавалось…

А фигура Бруно между тем приобретала поистине эпический масштаб. Партия маленьких людей, возглавляемая им, становилась главной политической сенсацией десятилетия.

Рекогносцировка на месте

В Большом театре на Новой сцене давали «Золотого петушка». Народу битком. Спектакль модный, ставил его молодой режиссер со скандальной репутацией. Вольнодумцы шептали, что царь Додон однозначно срисован с президента, а бояре – депутаты Госдумы. Зал реагировал живо, артистам устроили бурную овацию.

Зато Лернер скучал, хмурился, на сцену почти не смотрел. Зато по всем правилам проверялся и в очередной раз убедился, что слежки за ними нет. А ведь было время, когда каждого иностранца из капстраны держали «под колпаком». И специально приставленный гид, и швейцар на входе в отель, и дежурная по этажу, и бригады наружного наблюдения… Но это было давно.

После спектакля они прогулялись по Дмитровке, искали ресторан с русской кухней. Как нарочно, на пути попадались только пабы, пиццерии и суши-бары. В конце концов приземлились в «Старой башне», где им пообещали настоящие сибирские пельмени из дичи, говядины и свинины.

– Как тебе спектакль? – поинтересовалась Анна.

– По-моему, слишком политизирован. «Ромео и Джульетта» в Кремлевском дворце мне понравился больше.

– Тогда мы были на десять лет моложе.

– Ты и сейчас молода и прекрасна, – Грант погладил ее руку. – Твое здоровье, дорогая.

Пили перцовую особую. Анна с непривычки зажмурилась, на щеках тотчас пробился яркий румянец.

– Хотя тогда у нас была более четкая цель, – сказал Грант. – А сейчас… У них власть открыто пинает народ, народ тайком пинает власть. И мы с тобой это только что наблюдали, так сказать, в действии… Даже в трех действиях… – Он намазал красную икру на кусочек булки и протянул Анне. – Мне это кажется пошлым. Посмотрели, многозначительно переглядываясь, похлопали и разошлись, а уже в следующую минуту все мысли лишь о том, как пристроиться в гардеробную очередь.

Пельмени подали в фарфоровой супнице, к ним прилагался какой-то гибрид из ложки и вилки. Оказалось, очень удобный прибор – если неудобно класть пельмень целиком в рот, как это принято у сибиряков, накалываешь его и откусываешь, сколько надо.

– Но Римский-Корсаков – безусловно, гений, – продолжал вещать Лернер. – И он в эту игру, безусловно, тоже играл. «Золотого петушка», если не ошибаюсь, запретили к показу на Императорской сцене. Это был одна тысяча девятьсот шестой, тяжелый год, как раз после всех этих беспорядков. Ты почему не ешь?

– Слушаю, – сказала Анна.

– Э-э, не пойдет. – Он опять наполнил рюмки. – По суровым русским законам за это тебе полагается штрафная. Твое здоровье, дорогая.

– Штраф за здоровье? Просто прелесть! – хмыкнула она. Но покорно выпила до дна и потянулась за пельменями.

– Да, это парадокс! Но ты в России, милочка, а это страна парадоксов! – негромко, но с пафосом произнес Лернер.

– Обычно свои философствования ты оставляешь для постели, дорогой, – заметила она.

– Неужели? Не замечал. Мне казалось, в постели я обычно декламирую Байрона и Бодлера.

– А еще любишь говорить о работе. В самые интимные моменты.

– Я был уверен, что тебя это возбуждает.

Анна тихо рассмеялась, запрокинув голову.

– В каком-то смысле да, – прошептала она, наклонившись к нему. – Кажется, что я сплю сразу с двумя мужчинами: один – галантный герой-любовник, а второй – упоротый трудоголик…

– А еще застольный философ, – напомнил Лернер. – И это уже третий, если я никого не забыл.

И, вздохнув, добавил:

– Все-таки у тебя есть склонность к групповому сексу!

Немного прогулялись – площадь Революции, Театральная. Ровно в двадцать три ноль пять вышли на Неглинную (Лернер следил буквально по секундам). Когда он подошел к краю тротуара, показалось такси с включенным ближним светом и противотуманными фарами. Лернер поднял руку. Такси остановилось.

– «Ритц-Карлтон», с заездом на Воробьевы горы, – сказал Лернер водителю на ломаном русском языке. – Сколько это будет стоить?

– Крюк большой. Но для постоянных клиентов действует пятидесятипроцентная скидка, – ответил таксист.

По-видимому, Лернера ответ полностью удовлетворил. Они с Анной уселись на заднее сиденье, машина тут же тронулась.

– Под сиденьем в ящичке лежит папка, – не оборачиваясь, сказал водитель. – Там материалы, которые вы запрашивали…

– Даже не подумаю, – сказал Лернер. На сей раз его русский был безукоризнен. – Никаких бумаг. Рассказывайте, я все запомню. Если опасаетесь «жучков», включите радио.

Водитель послушно включил радиоприемник.

– По объекту кое-что узнать удалось, но немного. Ему тридцать четыре года, закончил юрфак МГУ…

– Стоп. Мне нужна только новая информация. Я не могу кататься с вами два часа и выслушивать то, что и без вас знаю. Говорите по результатам «наружки». Режим, привычки, родственники и прочее.

Водитель не стал спорить. Было видно, что он привык общаться с требовательными клиентами.

– Объект снимает однокомнатную квартиру на Бакунинской улице. На работу выезжает в семь тридцать. Чаще на своей машине – «Киа Рио» две тысячи восьмого года выпуска. Иногда на служебной. На Лубянке у него кабинет на четвертом этаже, в левом крыле. Обедает в столовой. Из здания в эти дни почти никуда не отлучался. Один раз в рабочее время ездил к родителям, на улицу Вавилова. Забрал оттуда собаку, отвез к себе домой и вернулся на работу. На следующий день отвез собаку обратно к родителям. Возвращается домой поздно, разбежка от двадцати десяти до двадцати двух пятидесяти…

Водитель сделал паузу, давая возможность пассажиру задать вопрос. Грант Лернер смотрел в окно. Только что проехали Патриаршие пруды. Он сказал: