– Пушистик, это ты весь шампань выпил? – строго спросил Бруно. – Что ты здесь вообще делаешь?

– То же, что и ты, – промямлил лилипут. – Охраняю, типа того…

Бруно расхохотался. Пушистик (он же Пушкин) в свое время был эскорт-боем для богатых московских клиентов обоего пола. В свои тридцать с лишним он был еще ниже Бруно, имел хрупкую фигуру подростка, тонкое одухотворенное лицо без малейшего признака растительности и с первого взгляда походил на учащегося детской музыкальной школы. Юного скрипача, к примеру.

– Пушистик, мать твою! Охранник! Да на тебя любая болонка гавкнет – ты в обморок ляжешь!

– Возможно. Но ты просто не владеешь ситуацией, – томно молвил Пушистик. – Сейчас маленькие люди – модный тренд сезона. Как плетеные сумки от Дольче и Габбана, как сапоги со стразами, крупные воланы, принты с природными мотивами…

– Короче! – перебил его Бруно.

– Ну, после той передачи, где ты кулаками махал, вообще такое началось! Ужас!

Пушистик округлил глаза.

– Меня пригласил один крупный банкир, спросил, какими видами единоборств я владею. Они теперь считают, понимаешь, что все маленькие люди очень хорошо дерутся… Я тогда в шутку сказал, что у меня черный пояс по кама-сутре. Он говорит: хорошо. Главное, говорит, чтобы боялись… Но сейчас они этой игрой увлеклись… «Белоснежка и семь гномов»… Вот я там и отрабатываю.

Пушистик неожиданно схватил Бруно за полу пиджака, помял между тонкими пальцами.

– Хороший смокинг. Английское сукно. Ральф Лоран?

– Чего? А х…й его знает! Машка в Лондоне купила!

– А мне перешивали хозяйский, – с разочарованием признался Пушистик. – Точнее, его сына. И все равно в паху великоват, топорщится. Как, сильно заметно?

– Огурец туда положи, все будет нормал! – посоветовал Бруно. – Ладно, я пошел, вон, Романыч без меня скучает.

Он сделал хозяину знак: все под контролем, не беспокойтесь! Тот, похоже, не обратил внимания. Трепетов разговаривал со своими дружками-партнерами из «Недр», продолжал обсуждать последние новости. Машка в окружении подруг развалилась на черно-белом диване, изнемогала от мигрени, приходящей в упадок Ямайки и уныло-говенной Москвы.

А банкетный зал, как оказалось, еще не открывали! И пирамиду из бокалов никто не спешил наполнять! Охренеть просто. Раньше Бруно и предположить не мог, что на мероприятиях такого масштаба почтенной публике приходится томиться в ожидании. И, главное, никто не возбухнет даже. Странно. На зоне за такой беспредел виновных давно бы офаршмачили и посадили в ШИЗО…

Как оказалось, все ждали главную гостью вечера – какую-то известную американскую актрису, она сейчас пиарит «Моэт и Шандо», ездит по разным тусовкам и пиарит, а еще в роликах разных снимается. Бруно не запомнил ее фамилию, у него плохая память на американские фамилии. Блондинка такая с припухлыми губами. Ну, в фильме этом еще играла, где все в белых трениках, типа на зоне или там под землей где-то… Неважно. Так вот, она застряла в пробке на Можайском шоссе, эта бледная курица, и весь банкет по этому случаю встал раком. Обосраться и не жить!

Бруно от нечего делать стал прохаживаться по фойе.

Вот вице-премьер, или, как его называет Романыч, «Витек!» – производное от приставки «вице». Надо сказать, что среди представителей российской политической элиты это прозвище употребляется давно и не носит никакого панибратского или уничижительного оттенка. «Витек» – это переходящий титул, причем весьма высокий. Нынешний «Витек» – кудрявый фраер с нахальными глазами и негаснущей кривой улыбочкой. Говорят, он что-то вроде политрука, заведует всякими идеологическими делами, ну и по ходу разруливает ситуации между чинарями и олигархами… Хитрюга, по роже видно. Он что-то рассказывал ослепительной красавице в открытом сиреневом платье, и та просто заливалась от смеха. Бруно как бы невзначай прошелся рядом с ними, чтобы она увидела, как выглядят настоящие мужчины, и перестала ржать, как дура. Даже подумал, не сделать ли ему двойное сальто с прихлопом. Потом передумал. Он на работе как-никак.

Кинорежиссеры и артисты тусуются отдельной шоблой. Их можно узнать по трубкам и облаку табачного дыма, потому что никто больше здесь не курит. Тем более трубки. Здесь вообще нельзя курить, вон, и таблички висят. Но режиссерам всегда на всех насрать. Вот этот толстый, похожий на седую гориллу, когда-то предлагал Бруно сняться в одном сериале. Сыграть главного героя, у которого после крутой разборки отняли обе ноги и посадили на такую инвалидскую таратайку, типа тележки, и ему пришлось просить милостыню на Казанском вокзале, а потом он плюнул на все и поехал в буддийский монастырь, где научился рубиться без ног и без всего прочего, и потом ездил на своей таратайке по Москве и рубил всех подряд, как дурной… В общем, хня какая-то. И ладно, если бы предлагали сыграть дылду – через это унижение Бруно бы как-нибудь прошел ради хорошего гонорара. Так нет, ему предложили сыграть полдылды! Ну, натурально, хотели замотать в какое-то тряпье, будто он и в самом деле дылдарь, только без ног! Бруно всех послал. Ага. Еще чего не хватало…

– Бро, дорогой! Ну как, еще не надумал? – окликнул его толстый режиссер. Он всегда почему-то называл его «Бро» и при этом скалился, как будто сказал что-то очень остроумное.

– Я тебе такую партнершу подыскал – пальчики оближешь!

– У меня с Голливудом контракт, ага! – невпопад ответил Бруно и отвалил от них подальше.

Тусовка Романыча выглядела куда приятнее. Люди дела, бизнесмены, конкретные мужики. Никто не ржет, порожняк не гонят, пепел на паркет не стряхивают. Перетирают себе по-тихому, не мешают никому. А дела у них серьезные, не чета этим вашим сраным сериалам! Слияние компаний, акционерские соглашения, откаты всякие, наезды, разборки и тэдэ. Мужская работа. Как у Филина или Магомеда, только классом повыше. Они если не договорятся, то тогда наступает время Филина и ему подобных… Это Бруно понимал. Уважал. Да и Трепетов к нему нормально относится, если уж на то пошло. Точно нормально, без балды. Ведь для бизнесмена главное что? Главное – человека чувствовать, видеть его как облупленного. Понимать, говно безмозглое перед тобой стоит или цельная личность, превосходящая среднего дылду по всем параметрам раз в четырнадцать, а то и больше. Трепетов видел, потому и отношение соответствующее. Вон, на банкет с собой взял, опять-таки в «пристяжные» определил. Начальник охраны сейчас где-то в машине сопровождения сидит, как пес на привязи, чай из термоса дует, радио слушает – а Бруно в смокинге с иголочки среди гламурной публики по Екатерининскому дворцу рассекает, «Моэт и Шандо» квасит… Впрочем, нет, еще не квасит. Б…дь, заколебали уже, сколько можно ждать?!

Бруно подошел к пирамиде из бокалов. Там в окружении любопытствующих орудовали двое официантов на стремянках, разливали шампанское. А еще двое стояли снизу, откупоривали и подавали бутылки. Ловко у них получалось, ничего не скажешь. Просто Ниагарский водопад какой-то! Пенные пузырящиеся каскады спускались вниз, постепенно заполняя воронкообразные шампанницы.

– Бруно! Прихвати и нам парочку, будь добр! – крикнул ему Трепетов.

Он покинул свою тусовку и присоединился к вице-премьеру с той красавицей в сиреневом платье.

Бруно подождал, когда пирамида наполнится, дернул за штанину официанта на стремянке:

– Эй, шеф! Мне четыре бокала, самых полных!

Шампанницы были широкие и низкие, и – да, полные до самых краев. Удержать четыре в маленьких короткопалых ручках невозможно. Тогда находчивый Бруно поставил их на стол, залпом осушил одну, а потом продолжил путь.

– Спасибо, Бруно! – поблагодарил Трепетов и повернулся к вице-премьеру.

– Это мой личный охранник, легендарный Бруно Аллегро, прошу любить и жаловать! Человек-ядро, между прочим!

– Наслышаны, как же! – проговорил вице-премьер, вонзая в карлика свои нахальные очи.

– Харизму не спрячешь! – добавил он и рассмеялся.

Бруно насупился, молча вручил по бокалу ему и сиреневой даме. Точнее сказать, не даме, а – девушке, девчонке, поскольку при ближайшем рассмотрении она оказалась еще моложе, чем думал Бруно. И еще красивее. Какая-то невозможная, жгучая красота, как ядерный реактор. Даже стоять рядом жарко. А она еще, как нарочно, посмотрела ему в глаза, широко улыбнулась и присела в легком реверансе. И сказала: